О своих корнях и их связи с творчеством
Поскольку я вырос в городской среде, то я сам узнавал очень многое о самом себе, о корнях, о культуре, о людях, к которым я, в общем-то, принадлежу — о народе эскимосов. Получилось так, что фильмы стали отражением моего собственного опыта, то есть в принципе это уже не рассказ как таковой, а это то, что я чувствовал, и видел, и узнавал в подробностях, это уже просто получается, что делился я. Но поскольку речь идёт про кино, то конечно, это художественная форма прежде всего, и я искал какую-то форму этого доверительного разговора со зрителем, чтобы обязательно включались эмоции. Первоначально я пришёл просто с намерением рассказывать, конечно, особенно не понимая ещё специфики всей, просто пришёл. Ещё ничего не знал, ни ремесла, ни языка. И потом этот язык я обрёл уже в процессе обучения, в процессе работы.
О том, как проект «Книга моря» начинался и во что вырос
Проект начинался как фильм о культуре морских охотников Чукотки. Вид кино — анимадок, смешение двух видов. В процессе производства, поскольку оно длилось пять лет, было аккумулировано колоссальное количество материалов — начиная от великолепных персонажей анимации, сделанных из скульптурного пластилина, и заканчивая фотоматериалами, видео, текстовыми записями. Плюс этот фильм вобрал в себя не только весь мой опыт личный, он вобрал в себя образы визуальные очень многих мест на Чукотке, которые являются памятниками этнокультурного значения. И когда фильм был закончен и в мире начал участвовать в разных фестивалях международных, Кунсткамера, музей Петра Великого, решила сделать экспозицию, которая называлась «Мифы и вещи: искусство древних эскимосов Эквена».
Потом у меня был огромный павильон — десять на десять метров — в «Экспоцентре», «Дни Дальнего Востока в Москве». И параллельно возникла идея сделать альбом, то есть дать этому проекту ещё третий формат: вся мультипликационная линия от начала до конца, иллюстрированная кадрами, полностью миф рассказывается, а параллельно так же, как на выставке, сопутствующая информация по истории, антропологии, этнографии и археологии, связанная с сюжетом этого мифа.
Если что-то в кадре возникает, в кадре оно возникает не просто так, а потому что мы с Эдуардом Беляевым перед тем, как начать это делать, изучили гигантский совершенно объём визуальных источников по культуре эскимосов всего мира, вовлекли массивы материальной культуры не только Чукотки, но и Канады, Гренландии и так далее. И вот мы проиллюстрировали это археологическими произведениями древнеэскимосской культуры, предметами утвари, вооружения, снаряжения охотничьего; рассказали всё о героях, прототипах мест действия, наших сказительницах, которые сделали для этой книги свои собственные редакции текстов на чукотском и науканском языках. В фильме вы не слышите от начала до конца эти тексты на одном языке, они друг друга как бы подхватывают, а Нина Булитовна Емельянова и Елизавета Алихановна Добреева отредактировали тексты, и мы их опубликовали. И там есть большая заключительная часть о том, как этот проект создавался, и в Москве как шла работа над мультипликацией, и на Чукотке как мы четыре экспедиции провели.
И теперь моя большая мечта — чтобы в музейном центре в Анадыре появилась отдельное пространство, которое называлось бы «Книга моря». Где была бы вывешена экспозиция, где люди имели бы возможность посмотреть материалы, которые были сняты во время работы, потом могли бы перейти и посмотреть кино на большом экране, и тут же они могли бы полистать эту книгу и приобрести её, если им это нужно. И эта экспозиция могла бы пополняться: сейчас очень много морских охотников, которые снимают на мобильные телефоны сцены разные, и они могли бы присылать эти материалы. Плюс на Чукотке в музее в фондах роскошное собрание археологических находок по культуре морских арктических зверобоев, и это все вместе могло бы быть дополнено этой археологией.
Об особенностях работы над фильмами
Первоначальная мысль, которая у тебя у тебя возникает, — это мысль, подкреплённая эмоцией. То есть у тебя сразу есть понимание, что ты хочешь сказать, которое скорее эмоция, а не собственно некое словесное послание. И эта эмоция в тебе сидит, ты её чувствуешь постоянно в процессе работы и на неё нанизываешь все те линии, сцены, характеры, которые ты встречаешь в реальной жизни. Первые мои проекты были связаны с тем, что мы снимали ещё на 35 мм, были ограничены чудовищно в плёнке, приходилось, конечно, идти на уступки, прибегать к постановочности какой-то, а иначе ты не снимешь то, что тебе надо. Плёнка — она требует гораздо большей внутренней работы и интеллектуальной работы с тем, чтобы найти какой-то… Как бы сразу работать в какой-то стилистике и понимать форму.
Когда появилось видео, то работать стало значительно проще в экспедиционном кино, потому что есть возможность наблюдать, разговаривать и привозить гораздо больше материала, из которого потом ты кроишь фильм. Но всё равно всё, что ты делаешь, — такой чудовищный труд, потому что ты должен всё время находиться в напряжении и вот эту вот ось, вокруг которой всё крутится, всё время держать в голове и в сердце. А потом ты привозишь материал, тебе везёт, может быть, привезти ну пятьдесят процентов — это круто, но процентов тридцать пять из того, что ты надеялся привезти. И как ни странно, если ты работал действительно во время съёмок, то этих тридцати пяти процентов хватает для того, чтобы рассказать то, что ты хочешь.
Энтропии там не должно быть в принципе: ты должен постоянно находиться в напряжении и держать в напряжении всех. И ты не можешь сделать пустышку, потому что иначе зачем это всё было переживать, превозмогать что-то… Иногда рискованные какие-то случаи происходят с тобой. И вот вы выжили, привезли этот материал, намыли эти крупицы золотые на какой-то чумовой северной реке, и из этих потом золотых крупиц ты некое ювелирное изделие своё создаёшь. Потом уже включается монтаж, монтаж — это создание формы. В случае с «Книгой моря» — это отдельная история, это же анимадок, поэтому мультипликационный сюжет был написан, и это уже как-то, в общем, должно было переплестись со всем. Две реальности абсолютно — создать некую третью реальность, общую для них. Это была отдельная песня. Опыт уникальный, и мы, по-моему, справились.
О причинах, которые побудили сделать «Книгу моря» анимадоком
На Чукотке две фундаментальных абсолютно культуры у коренных жителей: это оленеводство и морской зверобойный промысел. Мы попали к Борису Фёдоровичу Вуквукаю в чаунскую тундру. И Вуквукай оказался таким глубоким, таким мощным дедом, который сохранял традиционный уклад, образ жизни, язык, праздники, взаимоотношения внутри оленеводческой бригады со всей иерархией старейшин… Он невероятная личность просто огромных размеров. И нам удалось снять от начала и до конца этот мир традиционных чукчей-оленеводов во всём его многообразии. В течение года мы снимали это во всех подробностях. Это уникальный был опыт и замечательный совершенно результат.
И мне захотелось снять нечто похожее про своих родных береговых жителей. Но они живут в современном посёлке, и там есть вся инфраструктура, у них такие же квартиры, как и у нас с вами, у них есть интернет, телевизор со всеми сопутствующими минусами. То есть получается, что человек, который приезжает на Чукотку, из всей собственно культуры морских арктических зверобоев видит только охоту. А у Вуквукая были и обряды какие-то, и ритуалы, и быт, и всё это было очень ну не то чтобы экзотично, это было аутентично. И складывалось представление, где источник счастья этих людей, живущих в тундре. Он — от пребывания в лоне культуры своей родной. Они это любят, они понимают ценность этого, они этим живут, иначе жить они не могут, и они счастливы абсолютно, потому что их место на земле очень точно определено.
Что касается береговых жителей, то они живут в таких посёлках, и в результате духовный пласт со всеми обычаями, ритуалами, сказками, укладом — он ушёл, и вы этого не увидите. И одновременно с этим эти наши морские охотники и их семьи продолжают считать себя береговыми чукчами и эскимосами. То есть те люди, которые ведут традиционное хозяйство — охота, рыбалка, — они так же счастливы, как и эти чукчи. И значит, что-то их питает тоже, они тоже живут в лоне своей культуры, своего наследия. И я тогда стал думать: где же источник этого всего? И выяснилось, что это природное пространство, которое их окружает, оно пронизано памятью и образами далёкого и недавнего прошлого, каждое место связано с каким-то сказанием или легендой… Всё это в принципе — пространство, которое их окружает, — оно для них живое. И эти образы, незримые для нас, для них абсолютно живые. Любая вещь традиционная — она живая, допустим, бубен, саяк эскимосский, у которого мембрана из желудка моржа — это абсолютно живая штука, за которой надо ухаживать, которая предназначена для того, чтобы она звучала, люди танцевали и пели. Если турист какой-нибудь её возьмёт и увезёт в Москву и повесит на стенку, эта штука просто высохнет и лопнет, и больше ничего. Она умрёт. Эти все вещи — они там живые, когда они находятся в лоне этой культуры.
Поэтому эти образы решено было визуализировать. Это можно сделать двумя способами: можно снимать игровое кино, а можно снять кино документальное и добавить туда мультипликацию. И мы добавляем туда этот духовный пласт, который вы на берегу сейчас не видите, но для них он незримо присутствует. Таким образом и фильм у нас получился как дополненная реальность: мультипликационная линия — это тот самый элемент, который необходимо было показать.
О том, как возникла идея соединить анимационные и документальные сцены
Надо понимать, что сейчас мы не можем видеть многие элементы традиционной культуры морских охотников Чукотки, как это описано в мифах и этнографической литературе. На берегах Берингова пролива многое изменилось до неузнаваемости, материальный и духовный мир береговых чукчей и эскимосов, древнейших народов Северо-Восточной Азии. До середины прошлого столетия универсальным языком общения жителей Берингова пролива были песни и танцы, а сегодня они превратились в репертуар нескольких ансамблей.
Но эскимосы и береговые чукчи наших дней продолжают путь своих предков — истинных первопроходцев Арктики — и являются хранителями древней культуры. А окружающее их природное пространство наполнено образами людей и событий, рассказы о которых передавались из века в век, из уст в уста. Образы мифологии, семейных легенд и народных преданий также продолжают жить в названиях мысов, бухт и рек.
Отсюда и возникла идея материализовать эти образы, живущие в памяти и сознании героев документальной линии, чтобы с их помощью воссоздать полноценный и живой образ культуры «без пропусков». Обычно рассказывая о духовной культуре, далеком прошлом, о «золотом веке», авторы фильмов читают сказки на фоне красивых пейзажей, но я отдал предпочтение выразительным средствам мультипликации.
О необходимости выхода «Книги моря» в широкий прокат
Мы когда о прокате только думали, подступались к нему, я людям говорил, что хотелось бы, чтобы это был не просто прокат по кинотеатрам в какой-то определённый день, а чтобы это была дискуссия, какой-то повод для разговора о том, кто такой каждый из нас. На материале береговых чукчей и эскимосов, на их культуре — чтобы люди обратились к своей собственной русской культуре, белорусской, казахской… Чтобы каждый из них задумался вообще: а кто он? То есть мы же все появились на свет и не стоим одни в чистом поле, за нами стоят бесчисленные поколения. И есть понимание, что они передали тебе эту нить: ты не пустой, достаточно только узнать, кто ты, до конца. Как я путешествую в глубину, так же каждый из людей. Я понимаю, что запрос есть колоссальный какой-то тоски по наследию, что ли, по осознанию своего места на земле. Эскимосы с чукчами тоже испытывают необходимость и тоску, наверное, по какому-то миру, а это был мир сильных, красивых, могучих людей. И каждый их них в принципе должен и достоин того, чтобы раз в жизни испытать похожие ощущения, которые испытывал его прадед.
О съёмках героев и участии съёмочной команды в жизнях коренных народов
С Борисом Вуквукаем мы очень быстро установили контакт, но он думал, что мы за недельку это сделаем (смеётся). И уедем. Очень смешная была история, как Владик Нувано, наш научный консультант (чукча-оленевод потомственный, двадцать пять лет провёл со своим отцом в бригаде, потом занялся наукой), нас представлял. Я, говорит, научный консультант, Владик. А это режиссёр, Алексей. А вот это вот Слава, он оператор. И Вуквукай сказал: «Кооператор!» Он бегал ругался поначалу, что Слава то там то тут его снимает, лежит на дороге, оленей пугает. Труд оленевода невероятно сложен, невыносимо иногда трудиться. Мы так же трудились, как они, в плане обеспечения этого стойбища всем необходимым. И кочевали точно так же, Владик запрягал аргиш, ловил оленей, мы укладывали своё жилище — точно такое же, как у них, кочевали, потом разворачивали всё это, опять жили, помогали, лечили, обеспечивали, чем могли… И параллельно снимали кино. И вот первую неделю он ругался, что мы ему мешаем, а потом он сказал, чтобы мы у него оставались жить в бригаде.
Ты проникаешь в этот мир, ты уже не сторонний наблюдатель, ты как бы участник этих событий, ты не очевидец, ты один из этого сообщества маленького. И дальше всё идёт гладко и опять же зависит от твоего упорства, от этой интеллектуальной работы. Забыть о немощи, забыть о боли — вот такие вещи какие-то должны быть. И всё подчинено раскрытию идеи.
О детях коренных народов
В тундре их [детей] забирают на десять месяцев в году в интернат, и в этом интернате ведь ничего хорошего нет. Ну то есть там всё прекрасно, это такая золотая клетка, из которой вы потом выпадаете через одиннадцать лет, совершенно неприспособленный к жизни ни там, ни тут. Поэтому после этого интерната тяжело определиться. Хотя вот внуки Вуквукая и дети, которые бывали у него, после девятого класса пошли в тундру — одиннадцать человек. И я очень себя тешил мыслью, что наш фильм, «Книга тундры», сыграл какую-то роль в их решении, потому что он получился действительно таким, что есть там за что держаться. Они вернулись после интерната, они вернулись людьми нашего времени, они другие, они не как Вуквукай: Вкувукай очень архаичный, а они всё-таки люди уже нового времени. Но тем не менее они вернулись и согласны, видимо, на этот симбиоз своих собственных теперь уже современных пониманий и представлений о мире с этой традицией.
Об атмосфере коренной Чукотки
Вы находитесь там, среди людей, которые занимаются какими-то настоящими делами, от которых зависят жизнь, благополучие, здоровье людей и прочее… Они заняты очень важным делом. Ты тоже занят важным делом, твоя задача — это важное дело раскрыть, чтобы оно выпуклое было, очевидное, воздействовало эмоционально. То есть ты тоже занят важным делом. И они заняты важным делом. И вы все вместе выживаете. Они выживают естественным образом, они даже не напрягаются, поскольку это в их природе; нам выживать сложнее, но мы тоже выживаем. И плюс вас окружает эта вечность, перед вами открываются структура и взаимосвязи жизни.
Перед вами буквально матрица со всей очевидностью, иногда до потрясения просто. Ты понимаешь, как всё просто завязано, как всё просто происходит, причинно-следственные связи все, никакой шелухи, никаких пустячных дел, вещей и ещё чего бы то ни было нет, что нас окружает здесь, в мегаполисе, и всё становится настолько ясным… Почему это произошло и что должно произойти в принципе. Это потрясающая вещь, это посещало меня раз десять. Но возвращаясь в Москву, ты забываешь обо всём этом. Опять начинаешь бежать, лететь куда-то, какие-то проблемы наваливаются. И вот это вот как всё устроено — оно уходит, это понимание. А там ты это понимаешь.
О сотрудничестве со Всемирным фондом дикой природы (WWF) России
Мы нашли союзников в лице фонда дикой природы. Такая парадоксальная на самом деле история: они занимаются сохранением животных, а тут люди этих животных добывают. Это было важно, потому что это говорит об осознании экспертами фонда того, что традиционный образ жизни береговых жителей настолько плотно связан с морскими млекопитающими, абсолютно неразрывно, что это невозможно разъять. Для них морское существо — это не неодушевлённый предмет, как какая-нибудь бройлерная курица, которая лежит в супермаркете, это собрат, что ли, назовём это так. Который в какой-то определённый момент просто приходит в гости и который отдаёт себя этим людям, а они делают всё для того, чтобы его бессмертная душа, назовём это тоже по-христиански, вернулась в родную стихию и смогла обрести потом новое тело и вернуться опять, а они опять бы это праздновали и опять отпустили его душу… И это неразрывный цикл, круговорот жизни, который нельзя прерывать. Иначе не будет ни тех, ни других — я так понимаю.
Я рассказывал где-то о заговорах, которые существовали, о том, что люди гарпунили кита, потом человек вставал на нос байдары, пел заклинание, кит разворачивался, шёл к берегу, подходил сам на отмель, и там его люди копьями большими ритуально добывали. А видео, которе я видел своими глазами, — это то же самое на Аляске, там люди охотились, человек вышел на кромку и тоже запел, и пришёл кит. Поэтому это такое родство, которое необходимо беречь, потому что это мудрость человечества, её нельзя уничтожать и относиться к ней с пренебрежением. Это такая красота, когда люди и киты поют вместе.
12+ «Книга моря» (2018): в прокате с 8 апреля.
Рецензию на фильм «Книга моря» можно прочитать здесь.