Две детских страсти

В алтайском природном царстве, в советском государстве родился Александр Васильевич в 1949 году. Семья его была репрессированной: деда, офицера царской армии, в годы нэпа сослали на Алтай. В своей книге стихотворений «Хочу сказать», составленной в конце 2000-х годов Мариной Арсеньевной Тарковской, Панкратов-Чёрный поделился в разделе «От автора» следующими воспоминаниями:

«Стихи писал с детства. Дед порол вожжами: «Сашка, при большевиках живём! Пахать учись, сеять, дрова колоть! А стишки забудь — баловство!». Не забывались. Электричества и радио не было, но два раза в месяц приезжала кинопередвижка: кино казали. Вся информация о мире через экран и доходила. Газеты читались по воскресным дням приезжим агитатором из района; ссыльным получать газеты не полагалось. Вот и было у меня две страсти — стих и кино. К ним и шёл. И они меня — эти две страсти — и вывели в мир, в жизнь, и всё это произошло в России, в моей России».

Мама маленького Саши — Агриппина Токорёва-Панкратова — хотела, чтобы сын продолжил мужскую семейную традицию и стал военным. Но наш герой полюбил кино, поэтому мечтал делать кино. Потом вычитал в какой-то книжонке, что кино-то делают режиссёры, но в основном им приходиться работать с артистами. И решил сначала освоить профессию артиста, а потом уже думать о режиссуре. Старшая сестра Саши Зинаида об этом знала. И однажды, когда дядя Терентий, старший мамин брат, живший на выселках в Казахстане, заболел, Агриппина Яковлевна поехала его навестить, оставив детям денежку. И Зиночка говорит: «Шурка, пока матери дома нет, беги в артисты!». Шурка посмотрел по справочнику: во всех театральных училищах экзамены закончились, и только в Горьком (ныне Нижний Новгород) набор был намечен на август. Так произошло первое самостоятельное путешествие будущего известного актёра через всю страну. Ему было неполных 14 лет.

На вступительном испытании в училище ему говорят:

— Ну что Вы нам прочитаете?

— Стих-х-х-х. Александр Пушкин, — ответил приезжий крестьянский мальчик и небрежно протараторил стихотворение «Зимний вечер» («Буря мглою небо кроет…»).

Вся комиссия расхохоталась. Мастерство Панкратов сдал на «отлично», но педагог по речи Людмила Александровна Булюбаш (с которой Панкратов-Чёрный дружил вплоть до её ухода в 2011 году) тогда его забраковала из-за каши во рту. В конечном итоге мальчика, приехавшего из сибирской глубинки, взяли благодаря заступничеству основателя и директора этого училища Георгия Аполлинарьевича Яворовского.

Годы спустя на одной встрече с Булюбаш Панкратов-Чёрный спросил:

— Людмила Александровна, а вот Вы в педагогической практике много встретили таких дураков, как я?

— Нет, только два: ты и Евстигнеев Женька. 

— А Евгений Александрович почему был дурак?

— А он тоже читал «твоё» стихотворение «Буря мглою небо кроет…». Только ты всё забалтывал, слов было не разобрать в этой скороговорке, а он плевался.

— Как плевался?

— Он читал так: «Буря мглою… тьф… небо кроет… тьф… вихри снежные… тьф… крутя; то, как зверь, она… тьф… завоет, то заплачет… тьф… как дитя».

Как нам известно, жизненные и даже творческие пути Александра Панкратова-Чёрного и Евгения Евстигнеева пересекались затем не раз: сразу вспоминаются два ярких культовых фильма Карена Шахназарова «Мы из джаза» (1983) и «Зимний вечер в Гаграх» (1985). Знакомы же друг с другом артисты были много раньше, если известно, как Евстигнеев проводил с собой через театр «Современник», куда на спектакли пробиться было невозможно, тогдашнего студента Горьковского театрального училища Шуру Панкратова, катавшегося «зайцем» в Москву, и усаживал его на ступеньки. 

Франсуа Ленар

В 1968 году Александр Васильевич окончил Горьковское театральное училище и был распределён в Пензенский областной драматический театр имени А.В. Луначарского. Все три года, проведённые в Пензе, молодой провинциальный артист готовился к поступлению во ВГИК на кинорежиссуру. Главным художником Пензенского драмтеатра был тогда Генрих Левкович, учившийся в своё время во ВГИКе у самого Михаила Ромма. Левкович делился с нашим героем полезной информацией о ВГИКе, о системе поступления. Помимо прочего, художник предупреждал Панкратова:

— Если Ромм будет сидеть в приёмной комиссии, он обязательно спросит про импрессионистов, они — его слабость.

Сколько Панкратов в свои приезды в столицу ни посещал Пушкинский музей, никак не мог воочию наткнуться на творения импрессионистов: то они были на реставрации, то ещё где-то. Это беспокоило вгиковского абитуриента, и тогда Генрих Левкович посоветовал:

— А ты придумай своего импрессиониста.

— То есть?

— Ну например, Франсуа Ленар.

— А кто это?

— А шут его знает. Спросит тебя Михаил Ильич, кого ты знаешь и любишь из импрессионистов, ты скажи: Франсуа Ленара. Такого же художника нет? Он и лишних вопросов задавать не будет, потому что он сам не знает, кто это такой.

Перед вступительными испытаниями во ВГИК Панкратов приходил на Красную площадь и разговаривал с Москвой, как с женщиной. И говорил: «Москва! Но неужели ты меня не примешь? Но неужели я тебе, столице, не нужен? Но прими меня ради Христа!». Только Александр сказал это, и зазвонили куранты. И он понял, что поступит во ВГИК. И с первого раза в итоге поступил. Но что же этому предшествовало? 

На втором туре испытаний Михаил Ильич Ромм спрашивает Панкратова:

— Молодой человек, а кто ваш любимый художник?

— Валентин Серов. И Коровин, — от фонаря начал отвечать абитуриент.

— Хорошие мастера. А как Вы относитесь к импрессионистам?

— Очень положительно. Я, например, поклонник Франсуа Ленара.

Ромм достал сигарету, закурил.

— Простите, как Вы сказали?

— Франсуа Ленар, — повторил Панкратов с таким наглым подтекстом, мол Вы, профессор, и не знаете, кто такой Франсуа Ленар?! Стыдоба какая! Куда я пришёл? Где мои вещи?

— Расскажите, пожалуйста, об этом художнике, — попросил Ромм с бледнеющим лицом.

Минут сорок отвечающий врал про Франсуа Ленара. Ромм внимательно слушал, не перебивая, начал переглядываться с Сергеем Герасимовым, Ефимом Дзиганом, другими членами экзаменационной комиссии. А с краешку длинного стола комиссии сидела обаятельная брюнетка, коей оказалась искусствовед Манана Андроникова, дочь Ираклия Андроникова.

Закончил рассказ Панкратов, посмотрел на Михаила Ильича: тот сидит потерянный от того, что всю жизнь прожил и пропустил такого мастера из импрессионистов — Франсуа Ленара. Ромм повернулся в сторону Мананы, а она сидит и смеётся. Она всё поняла про отвечающего.

— Мананочка, а что смешного Вы нашли в рассказе этого молодого дарования? — поинтересовался Ромм.

— Михаил Ильич, мы с вами счастливые люди: сегодня мы присутствовали при рождении нового имени в искусстве импрессионизма.

Как Ромм захохочет! А у нашего абитуриента поджилки трясутся: раз уличили во лжи, то всё! А Ромм говорит:

— Друзья мои! Но если этот молодой человек так хорошо врать умеет, ему место в советском кино! 

«Лети, птица!»

По окончании в 1976 году режиссёрского факультета ВГИКа, где Александр Васильевич и «заработал» к своей фамилии приставку Чёрный, чтобы отличаться от другого Александра Панкратова, учившегося на том же курсе, наш сибиряк отслужил в Советской Армии. Вернувшись из армии, Панкратов-Чёрный пару-тройку лет был без работы: сценарии его не принимали. Мастер его курса Ефим Дзиган водил своего выпускника за руку по «Мосфильму» в надежде его трудоустроить.

В 1979 году Панкратов-Чёрный снял-таки первый свой фильм «Взрослый сын», за который на одном из фестивалей получил диплом за лучший дебют. Следующую свою постановку «Похождения графа Невзорова» (1982) (по мотивам повести Алексея Толстого «Похождения Невзорова, или Ибикус») начинающий кинематографист ждал тоже относительно долго, а после её выхода претерпел волну публичных обвинений: будто бы он «из подворотни осмелился посмотреть на Великую Октябрьскую революцию». Некоторые друзья начали отшатываться от него, как от врага народа, и тут-то руку спасения Панкратову-Чёрному протянул Карен Шахназаров, утвердивший его на одну из главных ролей в свой музыкальный фильм «Мы из джаза». После рождения этого шедевра Панкратов-Чёрный проснулся звездой, ему стали поступать приглашение за приглашением. А Шахназаров спустя пару лет закрепил успех своего соавторства с артистом, пригласив его и Евстигнеева на главные роли в картину «Зимний вечер в Гаграх».

Сняв также Панкратова-Чёрного в эпизодической роли главного редактора в трагикомедии «Курьер» (1986), Шахназаров выразил чувство удовлетворения: «Ну вот, закрепили успех. Теперь лети, птица!». В это время Александр Васильевич уже снимался из картины в картину. 

Многая лета!

Александр Панкратов-Чёрный — артист народный не только по званию, но и по сути. Его киноперсонажам, вызывающим у зрителей симпатию и доверие, безоговорочно веришь. Попробуйте вспомнить в его фильмографии хотя бы одну отрицательную роль?

Это простодушный, харизматичный, позитивный патриот, не стыдящийся любви к своей Родине, к родной земле и культуре. Можно ещё более детально пройтись непосредственно по творчеству Александра Васильевича, его работам в кино в 1990-е и 2000-е годы, но мы пока остановимся на материале, изложенном выше. Имениннику же пожелаем долгих лет жизни и долгоденствия, продолжения кинематографического и литературного творчества и успешной передачи своего богатого культурного опыта последующим поколениям!