Как ещё давно выяснил Лев Николаевич Толстой, война есть «противное всему человеческому событие». Также в истории Николая Ростова и эпизодах отступления Кутузова военный подвиг описывается как эфемерный плод переписи истории, он складывается из легенд следующих поколений, государственной пропаганды. Военный подвиг — скорее, грязь и нелепость, следствие ошибок и страха людей, кровожадности и жестокости. Кутузов долгое время был поругаем за то, что не преследовал армию Наполеона, отступающую из Москвы. Кутузов планировал сохранить войско и сохранял выжидательную позицию. Ему казалось бессмысленной потеря русских солдат в схватках с отступающим противником, которого ждала неминуемая зима, голод, гнев местного населения; он сохранял выжидательно-пассивную позицию, но при этом кормил завтраками высшее начальство, не предпринимая активных действий. В итоге француз ушёл обратно в Европу, а русские избежали лишних жертв, которых требовал Александр I, желая славы, победоносного преследования, полного разгрома Бонапарта и его войска. В итоге Кутузов стал самым непопулярным военачальником нескольких десятилетий, однако спустя время его имя встало в один ряд с главными русскими полководцами.
Не хочется лишний раз злоупотреблять размытыми аналогиями, но Кутузовым на предпремьерном показе был Павел Лунгин. Показу предшествовала резкая критика со стороны ветерана внешней разведки и члена Совета Федерации Игоря Морозова за «непатриотичность» и «оскорбление ветеранов», а также требование запретить прокат фильма. Одним из последствий стала замена «Братства» как фильма-закрытия Московского международного кинофестиваля на «Разговор с Горбачёвым» Вернера Херцога и Андре Сингера — «Разговор» президент фестиваля Никита Михалков посчитал более художественным и не менее полемичным.
На показе в Министерстве Культуры ветераны Афгана и прочие функционеры превратились в Александров I. От «Братства» требовали подвига и даже опереточного патриотизма, чтобы быть достойным премьеры в 9 мая. Можно долго полемизировать, что есть 9 мая в нашей стране, но Лунгин не собирался совершать подвиг там, где его не было даже в помине, отчего вызвал негодование представителей маргинальных групп, которые посчитали, что имеют моральное право диктовать молодёжи, какое кино нужно смотреть, хотя сами, по словам Лунгина, «не сделали ничего, кроме того, что развалили Советский Союз». Реакционный маргинальный сюр в принципе происходит в стране всё чаще с тех пор, как высшие органы развязали руки определённым группам. Однако Афганская война всегда была «советским Вьетнамом», отголоском будущего распада СССР, и её жерло нельзя засеять семенами подвига. Отсюда нападки кажутся ещё более абсурдными, ведь получается, с точки зрения критиков, что подвиг должен родиться из очага, который даже при СССР был «нарывом, гниющим внутри», как охарактеризовал Лунгин Афганскую войну наряду с Чеченской.
Лунгин занял пассивно-оборонительную позицию, но пару раз сорвался на нападающих. Его фильм не столько попытка противостоять государственной функции, навязывающей людям удобные ценности, демонстрируя ужасы войны, которые, разумеется, все видели, сколько желание показать, что и война в Афганистане также была функцией. Она несла благие дела и социализм, но была необязательна, она — «противная всему человеческому», — велась на чужой незнакомой территории, а следовательно, и порождала различные безобразия — подобно тому, как при официальном отсутствии цензуры в России отменяли прокат «Любви» Гаспара Ноэ, «Смерти Сталина» Армандо Ианнуччи, обливали фотографии на выставках и срывали оперу «Тангейзер» (см. «Взвод», «Апокалипсис сегодня»).
После новостей о призывах к запрету могли возникнуть предположения о полном «очернении» армии в фильме. Самая лёгкая из возможной «лютой» чернухи — брутальная дедовщина: избиение молодых солдат стульями по спине в грязной столовке под плакатом «Чище руки — твёрже кал» в течение десяти минут без монтажных склеек. Но на выходе получилось достаточно зрительское кино — зрелищное, костюмированное, динамичное, с долей юмора, батальным размахом и колоритными мужскими персонажами; кино, которое никак нельзя упрекнуть в провокативности. При создании сценария режиссёр использовал воспоминания бывших ветеранов Афгана. Продакшену содействовал бывший директор ФСБ Николай Ковалёв, не доживший месяца до официальной премьеры, но успевший увидеть фильм. Побочные эффекты «афганского механизма», такие как мародёрство солдат, спекуляция, продажа оружия противнику, постоянные подкупы со стороны и советских войск, и моджахедов, бомбёжки мирного населения из-за нервных порывов, — всё соткано в одну зарисовку о подготовке вывода советских войск в конце войны через ущелье Саланг, пройти которое невозможно без договорённости с моджахедами.
Афганистан (снимавшийся в Дагестане) представлен в картине бессердечной чужой планетой, этаким Дренором из игры «World of Warcraft», куда попасть возможно лишь через порталы. Местное население — пуштуны, узбеки, таджики — ютятся на небольших густонаселённых островках жизни, где иногда торгуются с русскими солдатами и наблюдают за стычками между разведчиками и спецназом. Военный советник (Кирилл Пирогов) и его помощник (Антон Кузнецов) разрабатывают план вывода войск и живут в напоминающей питерский «Голицын-холл» квартире в Кабуле, часто просыпаясь по ночам. Прапорщик (Ян Цапник) и его молодой протеже-рядовой (Роман Колотухин) договариваются о сделке о продаже советского оружия моджахедам ради покупки музыкальной аппаратуры. Молодой лейтенант (Антон Момот) с чистой совестью вступает в ряды разведроты, предварительно спасая её бойцов от быдло-спецназовцев. Весь этот круговорот раскручивает маховик войны. Ограниченный контингент теряется на чужой планете, действует по своим законам выживания. Окружающая атмосфера давит любые романтические предубеждения, оставляет лишь инстинкт самосохранения и чувство долга перед сослуживцами. Противниками становятся не только моджахеды, но и служащие других подразделений. Герои действуют будто в постапокалиптическом мире: солдаты — в числе краеугольных камней перестройки, авангарда распада огромной страны. Размывающаяся с каждым днём цель «построить социализм» в соседней стране держится на молодецком задоре некоторых героев-рядовых, и на этом фоне мелкое мародёрство солдат показывает, что в этой пустыне есть проявления жизни и задора. Да, мародёрство и спекуляция в фильме изображены как проявление жизни.
К слову, в фильме есть место и храбрости. В одной из боевых сцен один из рядовых (Александр Кузнецов) совершает отчаянный поступок, отвлекая на себя огонь противника и спасая раненого. Сцена снята без привычных слоу-мо или крупных планов героического пафоса. Камера установлена со стороны позиций моджахедов, и зритель видит прыжок человеческой фигуры из-за угла к каменной ограде на одну секунду. Вот она — составляющая возможного подвига: может быть, храбрость; может, и безрассудство. К слову, для зрителя так и останется неясным, был ли этот поступок оправдан. Это часть пацифистского посыла картины: природа поступков на войне иррациональна и действует вопреки приказам, здравому смыслу, она в большинстве своём кровавая лотерея. Параллельно прапорщик учит рядового дисциплине и заставляет расстрелять раненого противника.
На чужой планете лучшее, что может сделать человек, — максимально помочь своим, уважать их и делать всё только для них. Наверное, это максимальный подвиг той войны, и это и есть главный патриотичный посыл картины. Большее сделать невозможно. Многие из показанных событий, возможно, не происходили в одной роте, но, безусловно, каждое из них имеет место. Задыхающийся СССР выбросил молодёжь на берег Афганистана, развязав им руки, и обвинять кого-то в очернении — слишком цинично. Война — это грязная экономика. Борьба добра со злом закончилась во Вторую мировую.
В картине видна качественная работа художника: воссоздан афганский быт, а дагестанские аулы прекрасно сыграли роль поселений моджахедов. Операторская работа глубока и насыщенна, картина погружает в себя за счёт грамотной предметной среды: использованы музыкальные магнитофоны, плееры, водка и прочие необходимые перестроечные атрибуты. В фильме задействована техника, предоставленная Министерством Обороны, и очень живая массовка, играющая шумный афганский город. Чувствуется совестливая работа над реконструкцией условий, в которых происходит действие картины.
Боевые сцены не очень внятные, но динамичные и бойкие, раскрывающие характеры персонажей. Для первой операции разведроты (штурма гнезда моджахедов) был подключён Егор Летов и один из главных перестроечных хитов — легендарная песня «Всё идёт по плану» (акустическая версия, записанная аккурат в 1988 году, в котором происходят события фильма). Это придаёт сцене сакральную привлекательность и радость, что «Гражданская оборона» наконец получила свой саундтрек в большом кино (песня Летова звучит и в финальных титрах) — раннее творчество «Гражданской обороны» как нельзя лучше символизирует острые углы немытых помещений упадочного СССР.
Резюмируя, стоит отметить, что «Братство» не лучший фильм Лунгина: у зрителя могут возникнуть вопросы к сценарию. Это, конечно, и не «Такси-блюз» и не «Остров». Но это, безусловно, важный фильм-подвиг. В бесконечном потоке опереточного патриотизма и фильмов в духе «Т-34» (рецензию на который можно прочитать здесь — прим. MT) на экраны вышла сделанная на совесть крупная антивоенная картина с немалым бюджетом и размахом съёмок. «Братство» подаёт надежды фильма, который перерабатывает и осмысливает ошибки прошлого. И при этом «Братство» — вполне задорный экшен-муви, обращённый к массовому зрителю без цели эмоционально травмировать или шокировать. Это и аттракцион, и драма. Лунгин с уважением относится к своим афганцам, не делает из них зверей или изгоев. Это обычные русские ребята (такие, как и мы с вами), оказавшиеся на срезе эпохи, это наши люди без зла в глазах, это заложники обстоятельств. Автор аккуратно обращается даже с негативными поступками персонажей, и если не оправдывает и не героизирует, то всегда действует от классического «на войне, как на войне, но война — уже неправильно».
Подобно цели Кутузова сохранить жизнь русских солдат при отступлении французов, цель Лунгина — сохранить сознание русской молодёжи здоровым и адекватно пойти от противного государственной функции: показать, что даже самые симпатичные люди на войне становятся предателями, понижают планку гуманизма, оценку добра и зла, что обман становится нормой. Военные подвиги — переменная величина, которая при ближайшем рассмотрении может оказаться страшной вещью, а сам человек на войне практически всегда движется к упадку. Лунгин затрагивает общемировой тренд снижения насилия: новые поколения растут в других условиях, поэтому воспитание молодёжи баталиями с применением графики и демонстрации войны как игрушки, что делают современные режиссёры, знающие о войне понаслышке, сомнительно. Война — самый простой способ решения проблем, а жизнь гораздо богаче и сложнее.
В общем, как и положено антивоенному фильму, жизнь в нём, пусть и с горечью, в итоге берёт своё.