Фильмы-мюзиклы Голливуда XX века — богатая вселенная, заслуживающая внимания современников, неравнодушных к музыкальному кинематографу. «Звезда родилась» (1954), «Вестсайдская история» (1961), «Мэри Поппинс» (1964), «Звуки музыки» (1965), «Смешная девчонка» (1968), «Кабаре» (1972) и ещё целый ряд ярких голливудских кинокартин с увлекательной драматургией и восхитительными вокально-танцевальными номерами вдохновляют на протяжении десятилетий художников из разных городов мира на собственные постановки (в основном театральные) этих легендарных произведений искусства. Не затерялась в списке 25 лучших американских киномюзиклов и «Моя прекрасная леди» (1964). Таким ли выдающимся кинопроизведением покажется этот громкий проект студии Warner Bros. полувековой давности для сегодняшнего зрительского восприятия, если рассматривать его не предвзято положительно, а критически?

Пара слов о предыстории создания «Леди». Сначала Джордж Бернард Шоу, второй по популярности после Шекспира драматург в английском театре, сочинил в 1912 году пьесу «Пигмалион» — о том, как в Лондоне в начале XX столетия талантливый и бездушный профессор фонетики, поспорив со своим приятелем, загорелся авантюрой сделать из «драной кошки» — уличной торговки цветов — герцогиню через кропотливое совершенствование её косноязычия и обучение благородным светским манерам. Уже в 1938 году осуществилась первая одноимённая экранизация этой пьесы, получившая «Оскар» за лучший сценарий. Спустя почти два десятилетия, в марте 1956 года, пьеса Шоу обрела в искусстве оригинальную форму мюзикла: либретто и слова песен Алана Джей Лернера и музыка Фредерика Лоу помогли на нью-йоркской сцене претворить «Пигмалион» в «Мою прекрасную леди». Спектакль с Джули Эндрюс и Рексом Харрисоном в главных ролях пользовался бешеной популярностью во всём театральном мире.

И вот в феврале 1962 года в СМИ появилась новость о величайшем на тот момент приобретении в истории кино: $5 млн заплатила студия Warner Bros. за приобретение прав на экранизацию «Моей прекрасной леди». За продюсирование взялся Джек Уорнер, задумавший экранную постановку и поставивший во главу съёмочного процесса известного режиссёра Джорджа Кьюкора. В августе 1963 года, после нескольких месяцев плодотворной подготовки производственных цехов Warner Bros. к масштабным съёмкам гигантские камеры системы Panavision 70 запустились на съёмочной площадке этого крупного проекта.

Известие о том, что роль цветочницы из трущоб Элизы Дулиттл в фильме играет Одри Хепбёрн, с одной стороны, вызвало интерес к проекту и усилило ожидание его премьеры, а с другой стороны, всколыхнуло некое недоумение у поклонников спектакля, полюбивших в этом образе Джули Эндрюс. Одни объясняли такую замену большей популярностью Хепбёрн, другие — курносым носом Эндрюс. Как бы то ни было, в том же 1964 году блистательная Эндрюс завоевала заветный «Оскар» за заглавную роль в «Мэри Поппинс», в то время как очаровательная Одри даже не оказалась среди номинантов на золотую статуэтку.

Постепенно переходя к разбору «Моей прекрасной леди», скажем об игре исполнительницы главной роли. Хепбёрн в образе Элизы — не самая успешная работа прославленной голливудской кинодивы. Неплохая, симпатичная, ёмкая роль, но заметно уступающая бриллиантам актрисы в «Римских каникулах» (1953), «Сабрине» (1954), «Забавной мордашке» (1957), «Завтраке у Тиффани» (1961). Хотя на протяжении первой половины фильма Одри и вправду напоминает «драную кошку» в невзрачном наряде, чуть ли не рычащую на не радующих её людей и сопротивляющуюся принимать ванну в середине картины. Ну а во второй половине фильма перед нами действительно привлекательная дама с благородным аристократическим лицом. Вокальные же партии героини исполнила за кадром Марни Никсон, что для Одри Хепбёрн, усердно занимавшейся вокалом специально для съёмок, оказалось неприятным сюрпризом.

Вот уж кто не остался без лавров триумфа от участия в фильме, так это Рекс Харрисон, исполнитель роли профессора Генри Хиггинса, благополучно перебравшись с бродвейской сцены на большой экран и завоевав «Оскар» за лучшую мужскую роль. Он же и пел за своего героя. Циничный лингвист-всезнайка, точно определяющий по диалекту и произношению место рождения человека и напрочь закрытый для сопереживания и самых недальновидных сантиментов, — вот что это за персонаж. Такого холодного и безжалостного интеллектуала, полгода держащего в своём доме преображающуюся в культурном отношении симпатичную девушку, современная публика назвала бы фригидным мужчиной. Одерживая большую личную победу в становлении Элизы леди из высшего общества, Хиггинс отказывается видеть в своей подопечной личность. Только со временем его сердце начинает чувствовать тоску по покинувшей его дом даме, и то гордыня в нём продолжает превалировать над чувствами.

Художник-постановщик Сесил Битон, разработавший дизайн декораций для театральной постановки, оправдал своё мастерство и в работе над кинокартиной. Великолепная сокровищница из шёлковых нарядов, мехов и украшений, изысканные декорации районов Лондона (в том числе и величественного Ковент-Гардена), богатая интерьерная обстановка кабинета Генри Хиггенса — такое безупречное внимание к деталям является преимуществом фильма. Работа Битона как художника-постановщика (совместно с Джином Алленом и Джорджем Джеймс Хопкинсом) и художника по костюмам также была отмечена двумя «Оскарами» соответственно.

Ну а если абстрагироваться от завоёванных фильмом трофеев (в том числе и от горячих признаний критики и публики того далёкого времени) и честно охарактеризовать это кинопроизведение, опираясь исключительно на собственные впечатления от просмотра? Скорее всего, львиной доли зрителей фильм покажется нудным, блёклым, устаревшим, неоправданно растянутым почти на три часа. Это не мешает называть его шедевром своего времени, порадовавшим поклонников пьесы «Пигмалион» и спектакля «Моя прекрасная леди». Но дефицит крупных планов, слабость драматургии и недостаточная мелодичность песен заставят нас заскучать во время просмотра и начать выполнять упражнения гимнастики, чтобы не уснуть. Наиболее приятный фрагмент в фильме «Моя прекрасная леди» — это, пожалуй, эпизод в середине, когда Элиза впервые без ошибок произносит фразу «в Севилье град крупнее, говорят». И вот здесь звучат две песни, не оставляющие никого равнодушным — "The Rain in Spain" и "I Could Have Danced All Night" (в русском варианте «Я танцевать хочу»), ставшая визитной карточкой этого мюзикла. 

Изображения: IMDb