Москва, кинозал в Центральном Доме журналиста на Никитском бульваре. Первый раз я побывала там в 2011 году — это был кинопоказ в рамках проекта «ДОКер». Именно тогда у меня и зародилась любовь к документальному кино. Авторы проекта говорили: «В словосочетании «неигровое кино» нас в первую очередь интересует слово «кино». Два года почти каждую неделю после работы я шла пешком с улицы Петровка до Никитского бульвара, а потом проводила вечер так, как будто проживала маленькую жизнь. Потому что настоящий документальный фильм — это жизнь других, которая становится твоей, понятной тебе. Очень часто это больно, потому что, как говорил Бродский: «Жизнь тяжела, трудна, страшна и чудовищна. И поэтому, только объединившись вместе, мы можем каким-то образом облегчить себе существование. Рая никогда не будет» («Иосиф Бродский. Возвращение», 2010 год). Но это кино всегда помогало понять других и себя. Сейчас проект «ДОКер» превратился в заметный фестиваль авторского документального кино, который проводится уже пятый год. И показ документального фильма «Хранители Алтая» никакого отношения к «ДОКеру» не имеет. Но кинозал «Домжур» в моей памяти обещал настоящую магию документального кино — и обманул.
«Хранители Алтая» (2018 год, режиссёр Константин Серебряков) — документально-видовой фильм об Алтае (неожиданно!) и людях, которые рефлексируют над темой Алтая. В фильме есть чётко обозначенная экспозиция длиной семь минут, практически титры, и в попытке поддержать сценарную форму «Хранителей» я сделаю так же (почувствуйте себя на киносеансе). Итак, наши герои:
— Игорь Калмыков, директор Алтайского биосферного заповедника;
— Николай Чепоков, художник;
— Эркин Мандаев, представитель коренного народа (теленгит);
— Раиса Павловна Кучуганова, хранитель старообрядческой культуры;
— Борис Киндиков, исследователь, музыкант и художник;
— Юрий Безденежных, мастер краснодеревщик;
— Борис Топтыгин, хранитель святилища Калбак-Таш;
— Андрей Коробейщиков, писатель.
Мне хотелось посмотреть этот фильм в кинозале и написать, что каждый должен это увидеть, увидеть захватывающую красоту Алтая — бегите покупать билеты. Но я не буду вас обманывать. Природа Алтая снята так, как будто это фотография на памятную открытку. Большая часть видовых эпизодов сделана с высоты птичьего полёта, а оставшиеся — с точки крайнего приближения к объекту, с широкой перспективой на заднем плане. Камера с позиции муравья едет свозь полевые цветочки, замедленная съёмка, лёгкий зум, прозрачный горный свет. Склейка со следующим кадром из совершенно другого места. Вы серьёзно? Монтаж в фильме сделан так, словно это трейлер к фильму. Да и сам фильм в целом по манере постановки напоминает рекламу отечественного автомобиля — их сейчас модно снимать примерно так же. Пространство в документально-видовом фильме должно быть личным и непрерываемым. А если вам надо снять природу с высоты, то это должен быть взгляд человека, стоящего на вершине горы и очень близко подходящего к обрыву, с полётом камеры в бездну, чтобы у зрителя в зале дёрнулись ноги — в попытке зацепиться за землю. Когда я смотрю американские документально-видовые фильмы, я знаю, что я вижу и чувствую эту природу даже не так, как если бы я сама стояла на месте кинокамеры, а лучше: так, как я никогда не увижу сама, потому что киноглаз совершеннее человеческого глаза — вот как завещал нам Дзига Вертов. Но авторы фильма «Хранители Алтая» выбрали открыточные виды, неспособные впечатлить даже на большом экране, лишив свой видеоматериал времени и движения, а тем самым и кинематографичности.
У фильма есть герои, которые могли бы его спасти — и не спасли. Некоторые из них сняты в ракурсе, зритель смотрит на них снизу вверх (Что?! В чём драматургический смысл?!). Другие — как в интервью на телевидении (хотя даже на телевидении сейчас делают смену планов, выхватывая глаза или руки сверхкрупным планом). Рассказывают герои мало в силу того, что их много, а фильм короткий; пребывают не в реальной ситуации, а дают интервью; ничего из их жизни мы не видим, а потому никак их не узнаём; ничего об их отношениях с Алтаем не чувствуем, только слышим их слова об этом. Да ещё становимся свидетелями совершенно бестолкового приёма: киноизображение монтируется с фотографией вовсе не из личного архива, а сделанной, видимо, здесь и сейчас в стиле и цветовой гамме журнальной обложки. Дикость какая-то. И третий элемент, составляющий фильм, — закадровый голос (Сергей Зубчук). Ну знаете, как будто телеведущий, рассказывающий об экспедиции, которую мы видим на экране. Ну ладно, допустим, мы смирились, что «Хранители Алтая» — это не кино, а публицистика — тогда и закадровый авторский голос вписывается. Но если бы не подача текста. Он читается так, как будто детям перед сном рассказывают сказку, с выражением, пафосом и в сильно замедленном режиме. Может быть, это была попытка сымитировать старцев-рассказчиков алтайских мифов? Если это так, то попытка оказалась неудачной, погрузить получилось только в атмосферу раздражения. И это ещё при том, что вместе с голосом сказочника звучит алтайская музыка. Ничего против алтайской музыки я не имею, она очень даже приятная, но какое отношение закадровая музыка имеет к такого рода документальным фильмам? Там должны были звучать ветер, журчание воды, рокот камней, шелест листвы. Эту музыку можно было нам представить при съёмке национального танца, например. Да чёрт побери, мне хотелось почувствовать Алтай!
Итак, раз кино провалилось, обратимся к документу. Я этого очень не люблю, мои рецензии про кинематограф, а не предмет съёмки, но должна же я сказать хоть что-то хорошее об этом фильме, в конце концов, он же про нашу Родину. Так вот, есть несколько очень коротких фактов, которые лично я вынесла из этого фильма, и я вам сейчас их расскажу. Возможно, тогда вы захотите увидеть этот фильм и узнать то, что я вам не рассказала. На Алтае семь тысяч озёр. Семь тысяч. Это как тысяча, только в семь раз больше. Я не могу себе этого представить. Существует рыба, которая называется «хариус». Да, наверное, вы все знали об этом и раньше. Но у меня есть несколько понятий, в которых я очень плохо ориентируюсь, например, грибы или хоккей. Или вот рыбы. На Алтае живут шесть коренных народов, общей численностью около семидесяти тысяч человек, и говорят они на алтайском языке. В алтайских школах есть предмет «История Алтая». В рамках изучения этой дисциплины детям дают домашнее задание: рассказать историю своей семьи до седьмого колена. В Курайской степи пасутся вольные лошади. Вольные лошади, представляете! Вам не кажется, что это словосочетание звучит как «счастье»? Многие учёные считают, что название «Алтай» произошло от слова «алтын» (в переводе «золото»). Но у Бориса Киндикова есть своя теория: «Ала» — это божественный, «тах» или «тау» — это гора. На наскальных рисунках тоже прослеживается слово «алатау». Так что вполне возможно, что слово «Алтай» связано не с золотом, а со священными горами.
«Сейчас мы имеем возможность наблюдать раскрытие очень многих сакральных порталов» (дословная цитата Андрея Коробейщикова). Вырываю фразу из контекста, чтобы поднять вам настроение. Я не знаю, почему и зачем в современной киноиндустрии любому продукту, созданному при помощи видеофиксации реальных людей и обстоятельств, присваивают определение «документальное кино». Это дискредитирует и само произведение (обманутый зритель — недовольный зритель), и в целом документальное кино. Фильм «Хранители Алтая» использует некоторые изначальные средства кинематографа, но по сути искусством кино не является, представляя из себя скорее развёрнутый рекламный видеоролик. И всё же человек в этом фильме оказывается сильнее промахнувшегося художника. Доброта, мужественность, любовь к Алтаю этих людей пробивается к зрителю и запоминается. Может быть, и вам захочется их увидеть? Но #человексдокументами рекомендует: поезжайте лучше на Алтай.
Изображения: скриншот «Хранители Алтая» (2018)