Сюжет картины основан на поэмах грузинского поэта Важи Пшавелы — «Алуда Кетелаури» и «Гость и хозяин». Это первая часть трилогии Абуладзе («Мольба» — «Древо желания» — «Покаяние»). Две независимые друг от друга истории рассказывают о кровной вражде хевсуров (этническая группа грузин) с кистинами (этническая группа чеченцев). Но однажды из уважения к отваге противника воины обеих сторон нарушают законы кровной мести. За что и становятся изгоями в глазах своих соотечественников.

Фильм насквозь пропитан эстетикой визуальной поэтики. В нём практически нет диалогов и словесного взаимодействия персонажей. Лишь иногда встречаются реплики от лица героев. Основной массив текста — закадровые голоса (Лариса Данилина, Ираклий Учанейшвили), читающие тексты поэм. Многое проговаривается на уровне визуального языка кинематографа.

Во-первых, это чёрно-белое цветовое решение фильма. Оно как нельзя лучше подходит для эпического, притчевого повествования (вспомним «Седьмую печать» Ингмара Бергмана). Монохромность с помощью резких контрастов угольно-чёрных теней и кипенно-белых светлых участков как будто отсеивает всё лишнее, оставляя и выделяя самое важное, на что должен обратить внимание зритель.

Во-вторых, фильм состоит из большого количества длинных статичных кадров. Такое решение придает повествованию тягучесть, свойственную стихам. Оно также позволяет зрителю прочувствовать тот или иной момент действия, его атмосферу и колорит. Эффект дополняют национальные напевы и музыка, играющие на фоне.

В-третьих, это роль деталей. Ряд кадров фильма представляет собой крупный план определённых объектов (руки, лепящие лепёшки; руки, держащие свечу; засушенные кистинские десницы на крепостных стенах). Эти детали на аллегорическом и ассоциативном уровнях иллюстрируют закадровый текст поэмы и сюжет фильма.

В-четвёртых, многократное повторение определённых элементов. Например, в сцене тризны (сон Алуды) есть кадр, в котором присутствуют четыре старухи со свечами в руках. Многократное повторение одного выразительного элемента придает равномерный ритм внутри самого кадра, усиливает восприятие атмосферы сцены зрителем. Нужно сказать, что вообще элемент повторения свойственен народному фольклору. И визуальное воспроизведение элементов, о котором говорилось выше, вполне может отсылать и к своеобразному воплощению и переработке фольклорной традиции.

Стоит отметить, что и в тексте, который читает голос за кадром, часто встречаются моменты, когда одна фраза повторяется несколько раз подряд (суд над Алудой, суд и казнь Звиадаури).

Также в означенных в скобках сценах есть ещё один интересный приём, использованный при чтении закадрового текста. Все сцены объединяет характер своеобразного осуждения общественностью конкретного индивида, противящегося законам предков. Возмущение неповиновением героев выражается следующим образом. Сначала фразу произносит один чтец, затем её повторяют уже два голоса. Постепенно повторённая многократно фраза наслаивается, превращаясь в хор сотен голосов. Создаётся ощущение, что отступника осуждают не только присутствующие односельчане, но и предки всего этноса, возмущённые нарушением вековых законов.

В-пятых, особенности методики актёрской игры. Персонажи практически не обмениваются репликами, все эмоции транслируются через чтение текста рассказчиками. В этом случае упор делается на пластическое выражение стихов поэмы, акцентированной роли жеста и большом количестве крупных планов лиц героев, наглядно передающих мимику персонажей, испытывающих те или иные эмоции.

Как известно, экранизация — один из сложнейших жанров кинематографа. Она считается состоявшейся в том случае, когда режиссёру удаётся с помощью всех доступных ему средств художественной выразительности передать дух, суть произведения. Некоторые вещи, доступные исключительно литературе, перевести в визуальный язык кино вообще не представляется возможным. «Мольба» — случай удавшейся экранизации. С помощью ряда визуальных и речевых закадровых средств передаётся стихотворная, эпическая, притчевая природа поэм-первоисточников. «Мольба» — это, тем самым, национальная поэзия, выраженная языком кинематографа.